Моя родина лежит в кармане джинс.

Когда тоскую по дому, я открываю гугл-карты на телефоне, включаю режим просмотра улиц и смотрю. Смотрю на сиреневый халат моей тети, который сушится во дворе ее дома в Улан-Удэ. Он попал на панорамный снимок и теперь всегда будет радовать меня своей обыденностью, от которой я теперь так далеко.

Смотрю на широкие пыльные улицы случайных деревень, заглядываю в окна, надеясь увидеть в них жизнь. Смотрю на две полосы бегущей вперед степной дороги и слышу терпкий запах дома.

С детства я знаю, что есть родина, место силы – тоонто нютаг. Мне говорили, что я должна всегда возвращаться на родину, молиться, набираться сил. Но родина стала запретной, и все что я могу сейчас – смотреть на нее через гладкий экран гаджетов.

Смотрю и делаю скриншоты там, где я бы сделала фотографию.

Облако осело на горе, скрипит дверь в сельский магазин.
У ограды громко дышит корова, забор после дождя ершист старой краской и мягок.
БурятХлебПром, хлеб украинский одна буханка 19 рублей.
Полынь в пыли в пригороде Улан-Удэ.
Камни, лед, рябь Байкала.
Одинокий мужчина идет вдоль кустов, одинокий мужчина заглядывает в ворота.

Моя родина теперь – в галерее телефона.